Записки горного стрелка - Страница 4

После завала характер боёв изменился. Немцы создали наблюдательный пункт на горе Чотча, и оттуда корректировали огонь гаубичной батареи. Оставив небольшой заслон, немцы прекратили атаки, но методично обстреливали перевал и минировали подступы к своим позициям. Всякий интерес к нему они потеряли. Из штаба полка пришёл приказ группе альпинистов спуститься с перевала. Я пошёл с ними.

Глава II

Штаб полка находился в Южном приюте, топать довольно далеко, но одну из лошадей выдавали непосредственно группе, поэтому снаряжение завьючили на неё. Её вёл в поводу Валерий, который лишь изредка останавливался, чтобы скрутить очередную самокрутку. Часам к девяти вечера, уже в темноте, дошли до приюта. Майор Гришин уставился на меня, как баран на новые ворота. Я попросил вызвать начальника Особого отдела. Вошёл немолодой капитан с характерными чертами местного жителя Кавказа, либо адыг, либо ларец. Ему я предъявил своё удостоверение личности, но не в присутствии всех, а у него в палатке. Он долго вчитывался в документ, но ничего не понял.

— У Вас здесь ошибка на ошибке сидит, и ошибкой погоняет! — проворчал он.

— Вы не могли бы сообщить об этих ошибках начальнику Особого Отдела фронта, минуя непосредственное руководство. Или, отвезти меня к нему.

Он сидел и несколько минут думал. Взялся за трубку, снял её и положил обратно.

— Давайте, мы пройдём к нашим вещам, я Вам ещё кое‑что покажу.

С этим он согласился. При свете моего фонарика, я показал ему ПК и СВД, и год выпуска оружия. Тут до него дошло!

— Что ж Вы всё тут бросили, немедленно несите это ко мне! Давайте я Вам помогу.

Совсем другой разговор. Спустя некоторое время, мы, уже вшестером, но на лошадях, двинулись вниз в Сухум. По дороге нам навстречу попалась машина, которая затормозила возле нас. Из неё выскочил лейтенант в фуражке с малиновым околышем. О чём‑то пошептался с капитаном. После этого тот отвёл отца в сторону и начал шептаться с ним. После этого Валера забрал всех коней и поехал с ними обратно, 'шахматисту', как его называли в группе из‑за разряда по шахматам, не повезло. Всех посадили в кузов, меня в кабину. По дороге лейтенант ни о чём не разговаривал. Я клевал носом и лишь время от времени поглядывал на дорогу. Наконец правый поворот с видом на море, КПП, лейтенант предъявил документы, нас пропустили без проверки. Привезли в школу на улице Фрунзе. Там находился Особый отдел 46 армии. Начался самый обыкновенный допрос, который длился несколько дней и ночей. На вопросы, не связанные с моим пребыванием на подчинённой армии территории, я отвечать отказался. Только о том, что я делал эти пять дней на Клухоре. Это могли подтвердить люди, участвовавшие в боях. О происхождении 'вещественных доказательств', чем стало моё оружие и снаряжение, я отвечать отказался. Только потребовал передать в Москву с пометкой 'воздух' информацию об этом. Из воспоминаний наших генералов, мне было известно, что такие сообщения шли только к НЕМУ. То, что я знаю этот 'государственный секрет' окончательно испортило мои отношения со следователем, и он попытался меня ударить, наивный индеец. Оказался прижатым к собственному столу, с рукой взятой на болевой.

— Дурак, у тебя был шанс, ты его использовать не захотел! Если со мной что‑нибудь произойдёт, Лаврентий Павлович из тебя колбасу сделает!

— Я нэ ем колбасу из человэчины! Что здесь происходит! Отпустите его!

Я отпустил майора, встал и представился: 'Лейтенант Найтов, войска Специального Назначения ГРУ Генштаба Вооруженных Сил СССР'.

— Садитэс, лэйтенант! Увэсти! — сказал он, показав пальцем на следователя. В дверь вошли два высоких лейтенанта, один протянул руку к майору. Тот расстегнул кобуру и передал пистолет лейтенанту. Все трое вышли. Берия обошёл стол, поднял моё дело, и вытащил из конверта все документы. Внимательно просмотрел их. Особенно его заинтересовал партбилет. Он долго рассматривал его под косым светом. Нажал на кнопку звонка. Вошёл один из лейтенантов.

— Принэсите вэщественные доказатэлства.

Когда их внесли, он осмотрел оружие и снаряжение, номера, пощупал материал, покрутил в руках радиостанцию, плоскую коробочку японского кассетника.

— Унэсите в мою машину и усилтэ охрану. — после этого он повернулся ко мне и мягко сказал:

— Убэдительно. Давайтэ знакомиться. Я — нарком Внутрэнних Дэл Бэрия, Лаврэнтий Павлович. Кажэтся, Вы хотели имэнно мнэ рассказат, как это всё оказалось в этом кабинэте.

— Так точно, товарищ маршал.

— Я нэ маршал, Ви ошибаетесь. Но это не важно. Начните по порядку.

Он внимательно выслушал меня. Его круглое лицо не выказывало никаких эмоций. Несколько раз он поправлял пенсне.

— С этим понятно. А какие боевые задачи вы выполняли в Афганистане.

— В основном, нашей задачей была разведка баз противника, привязка их координат, скрытая установка радиолокационных отражателей и приводов, с целью наводки на эти базы фронтовой и армейской авиации. Советский контингент уже полгода находится в этом районе по просьбе Правительства этой страны.

— Понятно. Война?

— Да, гражданская война, при активной помощи Китая, Пакистана и немного Америки. Но, последнее время, помощь со стороны американцев — значительно возросла. Америка провозгласила это. Пытается нам сорвать проведение первых Олимпийских игр в Москве.

Тут Берия сделал движение, характерное для выключения какого‑нибудь прибора.

— У Вас на документах нэт ни одного упоминания о товарище Сталинэ. Он проиграл эту войну?

— Товарищ маршал, включите магнитофон. И повторите этот вопрос. Мне кажется, что это важно.